Гейм-мастерица; 
Графист. Альфа 
организатор; 
массовик-затейник; 
ABOUT ME |
Aurora Wallin
Аврора Валлин
marilyn lima
возраст: 27 |
HISTORY |
Аврора родилась в Ванкувере, в семье, где наука давно стала семейным культом. Отец был выдающимся биоинженером, мать — вот уже десять лет преподавала биологию студентам в университете. Они были похожи, оба верили, что мир можно понять, разложив его на молекулы, считали, что за каждой формой жизни скрыт маленький шедевр эволюции. Это был их способ контролировать жизнь вокруг, избегая отравляющего ум чувства — страха. Появление ребенка встряхнуло их, пробудив от спячки в идеальном мире. Оказалось, что младенцы не подчиняются правилам, режимам да и самой логики. Аврора росла активной, любознательной и подвижной, но чем старше она становилась, тем сильнее родители пытались контролировать ее жизнь. От дочери ожидали многого, слишком многого для ребенка, который видел красоту не в формулах, а в хрупких стрекозах, кружащих над поверхностью озера, в шелесте крыльев бабочек, в тончайших прожилках листьев. Аврора переняла многое родителей, но одна вещь отличала ее от них. Она обладала удивительной способностью замечать закономерности, которые взрослым казались случайностью. В детстве она собирала насекомых в небольшие стеклянные коробочки, но не как коллекционер — а как художник. Она подолгу рассматривала их под лупой, рисуя тончайшие наброски, пытаясь понять, что делает каждое существо уникальным. Она искала лучшие стороны в каждом из живущих созданий, стараясь закрывать глаза на недостатки. Однако есть одна вещь, что уравнивает все живые создания и которую невозможно победить. Смерть. Авроре было двадцать один, когда она впервые столкнулась с ней. Ее младший брат — Лиам был единственным человеком, с которым она могла говорить о мире часами. Он погиб в результате редкого генетического заболевания. Болезнь прогрессировала стремительно, и медицина оказалась бессильна. Аврора была рядом до последнего вдоха. Она не отходила от палаты брата ни на шаг, разговаривала с Лиамом, заглядывала в его глаза и видела, что тот неотвратимо угасает. Именно тогда в ней родилась опасная мысль, которую она боялась произносить вслух: если бы она могла изменить гены брата, всего чуть-чуть — это могло бы его спасти, — но чтобы попытаться, нужно было быть готовой переступить черту. И она ее переступила. Когда врачи признали, что они бессильны, Аврора осталась с Лиамом одна. Он лежал у окна, почти не дыша. Это были его последние часы, но она не могла принять это. Не могла смериться с беспомощностью человека перед судьбой. И тогда, в последний раз взглянув на брата, Аврора сделала то, что никогда никому не рассказывала после. Она решила рискнуть, забыв про все писанные и неписанные правила ради спасения брата. Ее план был рискованным, но небольшой шанс успеха покрывал все риски с лихвой. Аврора отправилась в исследовательскую лабораторию, где они с профессором работали над экспериментальным проектом: модифицированием вирусов-векторов, которые доставляли участки ДНК для «исправления» генетических ошибок. Проект был далек от клинических испытаний — опасный, построенный в основном на теориях, почти запретный. Часть оборудования для него выделил университет, другую часть профессор купил лично для собственных исследований, к которым никогда не должна была стать причастна Аврора. Но ее дипломная работа доказала, что она открыта к новому, непредвзятому суждению о генетике. В ту ночь Аврора наведалась в лабораторию, забрав оттуда один из контейнеров. Позже она скажет профессору, что в нем была неисправна система, поддерживающая температуру. Из-за этой неисправности, контейнер больше не мог создавать необходимые условия хранения, и материал просто пропал. Но на самом деле она вколола брату экспериментальный вектор — надеясь, что произойдет чудо. Надеясь, что он оживит его клетки, остановит распад, подарит Лиаму еще хотя бы один день жизни. Чудо не произошло. Через два часа Лиам умер. И Аврора до сих пор не знает, умер ли он из-за своей болезни… или из-за ее отчаянного вмешательства. Смерть брата сделала ее хрупкой изнутри — словно тонкий слой льда над поверхностью озера. Все внутри нее замерло, но жизнь вокруг не стояла на месте. Аврора продолжила учебу, поступила в магистратуру, устроилась на временную работу. Теперь она искала спасения там, где раньше находились только знания и свет. Ее упорный побег от реальности помог ей стать одной из самых перспективных молодых генетиков на кафедре, но собственный успех не приносил радости. Аврора жаждала найти искупление, и можно сказать нашла его в двадцать шесть лет. Тогда она работала ассистентом в университете и параллельно вела небольшие исследования генетической изменчивости у редких насекомых. Во время обращения в местный музей естественной природы, она узнала, что музей потерял финансирование на содержание теплицы, где хранились коллекции редких видов. Поэтому теплицу должны были в скором времени закрыть. Это означало, что сотни хрупких существ обречены погибнуть, потому что их нельзя было ни отпустить, ни перевезти в другое учреждение. В дикой природе они бы попросту не выжили, а на перевозку требовались деньги. Аврора не могла смериться с таким положением дел, но в одиночку с такой проблемой было невозможно справиться. Поэтому ей пришлось сделать то, что до этого казалось ей невозможным — объединить вокруг себя людей. Она рассказала о произошедшем всем, до кого смогла дотянуться: друзьям, коллегам, волонтерам. Из-под университетского принтера вышло более трех тысяч листовок, которые Аврора расклеила по всему городу вместе с друзьями. Когда это не помогло, она обратилась к газетам. Ее подруга написала небольшую, но эмоциональную статью в местной газете. Но первое время никто не откликался на крик о помощи. Пока за пару дней до дня Х Авроре не позвонила ученая. Ее ресурсов хватило бы на содержание насекомых, но было одно условие. Аврора должна была доставить контейнеры с насекомыми в аэропорт сама. Объединив неравнодушных людей, Аврора вместе с ними перевезла через весь город десятки контейнеров. Люди оставляли их в своих комнатах, в коридорах, в лабораторных шкафах, чтобы дождаться момента, когда машина заберет их с собой и отвезет в аэропорт. Когда перевозка была завершена, руки Авроры были в сотнях маленьких порезов от работы с контейнерами, переносками, фанерными ящиками и тележками. Она не спала двое суток, а в конце обессиленно уснула прямо на полу аэропорта, среди коробочек, в которых тихо шуршала жизнь. В газетах этот случай назвали «зеленной паникой». Разумеется, когда дело получило огласку, руководители теплицы при музее естественной истории, отрицали вынужденную, но не приведенную в действие ликвидацию живых созданий. Коллеги Авроры за ее спиной называли ее сумасшедшей. Но все это было неважно. Мир наконец сдвинулся с места. Она спасла. Спасла несколько сотен живых существ. Этого было мало, чтобы почувствовать себя свободной от чувства вины, но это был первый маленький шаг в нужном направлении. Позже профессор, под чьим руководством Аврора писала диплом, написал ей письмо. Внутри был чистый лист бумаги и всего одна фраза на нем: «Ты, девочка, видишь красоту в тех, кого другие не успевают заметить. И ради этой красоты готова порвать свое сердце на куски». С того момента, этот лист был бережно вклеен в дневник Авроры. И вот Авроре исполнилось двадцать семь лет. Ее жизнь была распланирована на много лет вперед. Аспирантура, докторская, свой офис в городском биологическом научном центре. Не самая престижная роль, но, возможно, самая желанная. Однако эти планы оборвал в один миг звонок. Голос в трубке принадлежал той самой ученой, что спасла насекомых несколько лет назад. Оказалось, что она наблюдала за Авророй и еще десятком таких же молодых и целеустремленных ученых. Каждому из них она позвонила лично, назначив встречу в у себя на вилле. Там она рассказала им о своей находке. Материалы были переданы ей инкогнито. В них содержались труды доктора Денман, которую в свое время подняло на смех все научное сообщество, когда она сообщила об обнаружении русалок. В итоге словам ученой поверили все, хоть и не сразу. Аврора и сама не успела оглянуться, как оказалась в частном самолете, которые направлялся в Австралию. Как она согласилась на эту авантюру? Она же боится воды. Она не умеет плавать. Океан кажется ей чудовищным ртом, который может проглотить человека без следа. Но еще больше она боится не узнать правду. Она присоединилась к научной команде — самой юной, самой активной, слишком яркой, слишком живой. С самого момента своего прибытия в город Аврора постоянно делает заметки, берет образцы песка, наблюдает за движением водорослей у берега, сравнивает, сопоставляет, ищет закономерности там, где другие видят только волны. Ее восхищают местные насекомые — цикады, мотыльки, жуки с переливчатым панцирем. Она говорит о них так, будто это маленькие вселенные. Аврора оказалась в новом для себя мире, где за каждым поворотом может скрываться открытие. Но спасет ли оно мир? |
CONNECTION |
обратная связь: |
Зал суда пах бумагой, несвежим кофе и тонким, еле уловимым запахом стресса, который скапливается в людях, как в замкнутом аквариуме. Свет из высоких окон ложился холодными полосами на пол, разбегался по темным лакированным скамьям. В этой световой решетке лица казались бледнее, чем на самом деле, а глаза — темнее.
Мэри-Энн сидела в третьем ряду, чуть в стороне, положив руки на сумочку, словно на щит. Снаружи она казалась спокойной, почти статичной, но внутри — каждая клеточка чувствовала вибрацию этого места, ритм присяжных, прокурора, судьи, секретаря. Ее взгляд время от времени возвращался к двери, за которой скрылся Кевин. Сказал, что выйдет на минуту — подышать, подумать.
Она чуть наклонила голову, как бы прислушиваясь к залу, но на самом деле — к самой себе. В груди поселилось странное ощущение: будто с утра все сместилось, как в доме, где переставили мебель. Не тревога — нет. Тепло. Внутренний свет, который греет изнутри. Она не знала, откуда он, но верила, что это правильно.В памяти вспыхивали картины прошлых процессов — он, гордый, безошибочный, с этой хищной улыбкой, с огнем победы в глазах. Рядом с ним — она, все чаще одна, будто чужая. И вдруг сегодня — другое. Как будто мир взял и перетасовал колоду.
Когда Кевин вернулся, она заметила перемену сразу. Он двигался медленнее, плечи не такие прямые, взгляд — не острый, а какой-то прозрачный. Но не сломленный. Скорее — очищенный.Мэри-Энн поймала его взгляд. Ее губы чуть дрогнули в улыбке — без слов: Я здесь. Я верю. Мы вместе.
И когда судья объявил решение — поражение, — сердце Мэри-Энн рвануло, но не вниз, а вверх. Это странное ощущение, когда, то, чего ты боялась, наконец случается, и вместе с ударом приходит облегчение. Не они проиграли — они вернулись к себе.
Ее пальцы судорожно сжали ткань сумочки. Хотелось плакать, но не от горя. От благодарности за это поражение, за эту честность, за шанс.Вспышки фотоаппаратов, шепот присяжных, шум голосов — все разом накрыло их. Мэри-Энн встала, почувствовав, как мир двинулся, как в калейдоскопе, и просто взяла Кевина за руку. Крепко, сплела их пальцы. Как якорь.
Он говорил — ровно, сдержанно, уверенно. А она смотрела, как напрягается мышца на его щеке, как кожа под рубашкой влажная от пота, как глаза искрятся новым светом. Пока — не тем, который пугал ее. Пока — человеческим.
Ларри протянул свое предложение. Слова звучали как фанфары — заманчиво, красиво. Но для Мэри-Энн в тот момент они были как звук за стеклом. Неважно. Все важное сейчас было здесь: их двое, его рука в ее руке, эта внутренняя тишина, которую не пробить репортерам.
Она решила: обдумают потом. Дома. Там, где нет этого хищного роя.***
Мэри-Энн охватывают звуки, наполняющие бар. Вокруг по-прежнему много людей, но настроение этого роя сильно отличается от того, что было в здании суда. Здесь никто не искал в твоем лице признаки слабости, никто не ждал, пока ты споткнешься. Нет, в это заведение приходили отдохнуть или забыться.
Из колонок доносились самые популярные хиты, два лучезарно улыбающихся бармена разливали напитки, а официантки в мини-юбках разносили напитки по залу. Мэри-Энн отметила про себя, что сегодня как минимум на одно празднование больше, чем обычно. Постоянным клиентам пятничных вечеров пришлось потесниться, но, кажется, этот факт совершенно никого не волновал.
Мэри-Энн устроилась на барном стуле, закинув ногу на ногу. Легко поправив волосы, она нашла глазами лицо мужа и легко ему улыбнулась. Для нее в этом месте не существовало назойливых коллег Кевина, был только он.
— Ты все можешь, — одними губами произносит она, протягивая в его сторону руку.
Когда Кевин подошел ближе, Мэри-Энн по-кошачьи уткнулась носом в его шею пользуясь временным преимуществом в росте. Ее нос коснулся его, а зубы соблазнительно закусили нижнюю губу.
— Это самое соблазнительно предложение, которое я слышала, — тихо шепнула она, — давай сбежим отсюда, ммм?
Кевин поднимает свой бокал, Мэри-Энн находит пальцами ножку своего бокала и поднимает его вверх. Она оглядывает всех собравшихся лукавым взглядом, отпивает из бокала, а затем поднимает руку и махает ее над головой, привлекая внимание.
— Нет, так не пойдет! — со смехом говорит она, стараясь перекричать музыку, — сегодня все внимание должно быть приковано к моему мужу. Мистер Ломакс, вы ставите меня в неловкое положение!
Мэри-Энн шутливо толкает мужа в бок, затем спрыгивает со стула и поднимает свой бокал.
— Следующий тост! Выпьем за самого замечательного мужа в мире! За человека, для которого не существует слова «невозможно», за человека, который ворвался в мою жизнь подобно урагану, и перевернул ее с ног на голову. За человека, без которого я больше не представляю свою жизнь. За самого обаятельного чертягу на свете!
Мэри-Энн потянулась вперед, чтобы стукнуться своим бокалом с остальными. Звон стекла и ее заливистый смех наполнили бар, казалось, до краев. Следующий час прошел в обсуждении прошедшего дня, построения планов на будущие, и разумеется перемывания костей журналистам и членам прокурорской компании.
Когда за окном зажглись первые фонари, а друзья Кевина наконец исчерпали первичный набор тем для разговора, Мэри-Энн подошла к мужу со спины и положила подбородок ему на плечо.
— Мое предложение сбежать все еще в силе, — шепнула она на ухо, опаляя кожу своим дыханием, — и сейчас самый удачный момент для стратегического отступления! Смотри как они увлечены рассказом Марка…
После этих слов Мэри-Энн сделала несколько шагов назад, потянув Кевина за собой. Секунда, и они растворились в толпе, наполняющий бар.
Снаружи дождь хлынул внезапно — крупный, теплый, как ливень в Гейнсвилле, когда она еще была девочкой.
Они выбежали из бара без зонта, и Мэри-Энн засмеялась сразу, как первые капли попали на лицо. Смех у нее был звонкий, легкий, как у человека, которого отпустили из своих тисков все беды и несчастья. Она выглядела смешной, если вспомнить, что на ней был дорогой костюм, что каблуки тонули в лужах.
Мэри-Энн, не разжимая пальцев, потянула Кевина за собой, и они побежали, почти по-детски, не разбирая дороги, через проспект, по лужам, под вспышки неоновых вывесок. Уличный свет отражался в воде, город казался аквариумом, а они — двумя беглыми золотыми рыбками.Ветер трепал ее волосы, платье прилипало к коже, но все это казалось не важным, а живым. Мгновение, которое хочется запомнить.
Она остановилась у небольшого ресторанчика, из приоткрытой двери доносился старый джаз — медленный, чуть хриплый, как пластинка из чужого детства.
Кевин притянул ее к себе, поцеловал, и в этом поцелуе было все — усталость, смелость, освобождение.Мэри-Энн смеялась и дрожала, не от холода, а от радости, что может от ощущения абсолютной свободы и возможности просто быть. В ресторане она взяла бутылку шампанского «на вынос». Официант только покачал головой и улыбнулся, будто видел их обоих когда-то раньше.
На улице Мэри-Энн попросила Кевина открыть ее прямо там, под дождем, брызги хлынули на асфальт, и они пили из горлышка по очереди, как подростки. Они говорили о глупостях: о том, что он тогда, при первой встрече, подумал, будто она слишком уверена в себе, чтобы ему понравиться, а она — что он слишком гордый, чтобы быть счастливым.
И все же — они сошлись, когда никто в это не верил.
Смех стал мягче. Музыка из ресторана звучала уже где-то далеко, за шумом дождя. Мэри-Энн смотрела на Кевина и думала, что, может, именно так и выглядит чудо: простая ночь, мокрая одежда и человек, которого любишь, даже не за победы — а за то, что он просто есть. Рядом с тобой.
Отредактировано Aurora Wallin (Вчера 22:22:38)
- Подпись автора
